Мама, научи меня светлому завтра,
Изгони из меня романтических бесов,
Чтоб лучшее взял и обдумал наш автор,
А не жил, наслаждаюсь видом амфор и фресок.
Чтобы знал: мир тревожен,
Да к тому же не вечен,
Что он в этом мире должен быть обеспечен,
Но он, то есть мир, обезвожен,
Посему должен быть осторожен,
Зализан, уложен.
Это лишнее, впрочем,
Я знаю, что так,
Иначе и в стих проник бы бардак,
Разговор тут о том, что твердят:
"Пахать, пахать",
Но меня все тянет копать, копать...
Справедливости ради, но об этом чуть позже,
Форм-фактор себя, положение - тоже.
Связный бред идиота - в самом идиоте.
Однако встанешь со всеми,
Будешь частью пехоты,
Той, что в массе своей
Питают надежды,
Живут смирней,
Но в душе невежды.
О них - дальше,
У них - другая одежда.
Помните про мира невечность?
Звучало в начале стиха.
Так вот оконечность:
Это тоже всего лишь слова.
Мир вечен, а ты в нем: тогда - оратор,
Сейчас - оператор.
Оператору подстать снимать!
Не будь же как те, кто делает форму,
Наполни ее содержанием!
Заставь эти стены дрожать.
Это твержу я себе
И сижу на холодной земле,
Наслаждаясь ее изваянием.
Изгони романтических бесов,
Но оставь мне возможность мечтать.
Чтоб формальность бытового понимания мира
Свелась к простому глаголу "копать".
14.9.22 /18.39
